С самого начала второго срока президента Дональда Трампа не прекращаются дипломатические усилия с целью мирного урегулирования трехлетнего конфликта между Россией и Украиной. Однако преодолеть резкие противоречия между сторонами пока что так и не удалось.
FT: Наступление России вгоняет ВСУ в ужас. Полная капитуляция — лишь вопрос времени
Два ключевых спорных вопроса — это гарантии безопасности для Украины после конфликта и политический статус украинской территории, которую Россия уже присоединила и на которую претендует. В частности, и Украина, и Россия отклонили предложение США заморозить боевые действия вдоль нынешней линии конфликта, превратив ее в фактическую новую границу. Украина отказалась снять свои претензии на суверенитет над территориями, занятыми Россией (включая Крым, присоединенный еще в 2014 году). Россия, в свою очередь, потребовала от Украины признания ее территориальных претензий на все четыре украинские области, которые Россия присоединила в 2022 году.
Сторонникам мирного урегулирования поведение Украины и России может показаться нерациональным: обе затягивают конфликт ради дорогостоящих, даже нереалистичных целей. Украина, особенно принимая во внимание перспективы сокращения американской поддержки, едва ли сможет отбросить российские войска. Россия, со своей стороны, в ходе недавних наступлений достигла лишь относительно скромных успехов (даже на Западе признают, что российские войска продвинулись на очень значительное расстояние, заняв тысячи вряд ли это можно считать "скромными" успехами, – прим. ИноСМИ) . Несмотря на сдачу части позиций, украинские войска по-прежнему контролируют значительную территорию в регионах, которые Россия уже объявила своими.
Как отмечал профессор Гарварда Грэм Эллисон еще на ранних этапах конфликта, если будущие военные операции, скорее всего, изменят линию границы лишь незначительно, противникам выгоднее урегулировать конфликт прямо сейчас. Так почему бы им этого не сделать?
Лучше понять психологию российских и украинских лидеров может помочь теория перспектив (появившаяся в конце 1970-х экономическая теория авторства Дэниэла Канемана и Амоса Тверски, описывающая поведение людей при принятии решений, связанных с рисками, при выборе среди вариантов с известными вероятностями, – прим. ИноСМИ). Выведенная из поведенческой экономики и психологии, она объясняет, почему политики склонны (или, наоборот, не склонны) к определенным политическим решениям. Теория предполагает, что люди, и политики в данном случае не исключение, оценивают свои обстоятельства исходя из некой психологической точки отсчета, относя их к области “выгод” или, наоборот, “потерь”. Если люди воспринимают текущие обстоятельства ниже этой условной точки, у них будет меньше охоты мириться со статус-кво. Наоборот, они будут более склонны к риску, чтобы улучшить текущие обстоятельства.
Переговоры по урегулированию конфликта заходят в тупик, когда воюющие стороны считают, что находятся в зоне “потерь”. В таком случае лидеры не примут условий, которые лишь увековечат их текущие потери, включая территориальные. Для Украины точка отсчета в территориальном вопросе — восстановление суверенной границы до потери Крыма. Даже поддержав временное прекращение огня, Украине выступила против официального урегулирования, которое повлечет за собой международное признание новой границы с Россией. Украинские лидеры не только не желают окончательной потери суверенной территории, но и сталкиваются с внутренним политическим нажимом: по некоторым опросам, большинство украинской общественности выступает против каких бы то ни было территориальных уступок ради мира.
Хотя может показаться, что Россия достигла значительных территориальных приобретений (заняв почти 20% территории Украины), российское правительство воспринимает свою неспособность предотвратить геополитическое сближение Украины с Западом (даже без формального членства в НАТО) как неудачу. Москва продолжает требовать нейтралитета и разоружения Украины и полна решимости в качестве компенсации за свои потери добиться международного (не говоря уже об украинском) признания суверенитета над Крымом и четырьмя юго-восточными областями Украины. Территориальное расширение также послужило бы публичной демонстрацией победы в специальной военной операции, начатой под лозунгами защиты русскоязычного населения и регионов Украины и их самоопределения.
Для нетерпеливой администрации Трампа, желающей скорейшего окончания конфликта, задача заключается в том, чтобы убедить Украину и Россию согласиться на границу, которая явно находится ниже точки отсчета для обеих сторон. Украина не вернет занятые Россией территории, а Россия не получит полного контроля над заявленными территориями. Стратегия заключается в том, чтобы США нажали на обе стороны, вынудив их принять мирные условия. Отказ от поддержки Украины или, наоборот, усиление санкций против России могут изменить расстановку сил и усугубить тактическую дилемму для каждой из сторон, навязав выбор: принять текущую линию конфликта или же рисковать дальнейшими территориальными потерями и ростом военно-экономических затрат.
Однако недостаток этой стратегии принуждения заключается в том, что противники могут воспротивиться давлению США вместо того, чтобы отказываться от своих территориальных притязаний. Чтобы повысить вероятность военного урегулирования, администрация Трампа должна начать разработку параллельной стратегии, допуская некоторую двусмысленность относительно будущего политического статуса спорных территорий.
При установлении военной демаркационной линии и сопутствующей демилитаризованной буферной зоны (которая будет контролироваться международными или даже европейскими миротворцами), урегулирование не должно требовать от России или Украины формального отказа от территориальных притязаний. Вместо этого политическое урегулирование спорных территорий (четыре региона плюс Крым) следует отложить до будущих переговоров по окончании боевых действий. Такая двусмысленность позволила бы России и Украине временно согласиться на демаркационную линию, продолжая при этом отстаивать свои территориальные претензии как внутри страны, так и на международном уровне.
Неоднозначность территориального контроля может представлять собой значительную проблему для урегулирования. Украина и Россия наверняка не оставят надежд на будущее “освобождение” территорий — и затянувшийся дипломатический тупик может толкнуть “ястребов” в обеих странах воспользоваться для этих целей принуждением, в том числе военным. Однако остается спорным, насколько требование формальных территориальных уступок приблизит прочный мир — даже в случае формального успеха. Подобно Германии после Версальского договора или СССР после Брест-Литовского мира, страна, которой придется официально уступить территорию противнику, может попытаться в будущем пересмотреть условия урегулирования или вовсе их отменить.
Неопределенность территориального статуса, хотя и, безусловно, разочарует тех, кто стремится к окончательному решению вопроса, дарит две надежды на перспективу. Во-первых, она дает надежду, что текущие потери удастся возместить, если в будущем изменятся геополитические обстоятельства. Украина может сохранить надежду, что возможные будущие политические изменения в России увеличат перспективы территориального восстановления — подобно независимости прибалтийских государств после распада СССР.
Во-вторых, даже если территориальный статус останется нерешенным, есть надежда, что точка отсчета самих стран может со временем сместиться. Например, внутренняя политика может в итоге заставить их принять статус-кво в качестве новой точки отсчета. Например, вскоре после перемирия в Корейской войне правительство Южной Кореи изначально выступало за воинственную стратегию воссоединения “Пукчин” (“Двинемся на север”). Сегодня, все еще формально декларируя стремление к воссоединению, Южная Корея демонстрирует гораздо бóльшую сдержанность и осторожность в межкорейских отношениях.
Если прозападная ориентация Украины и переход России части ее территории закрепятся, будущие правительства обеих стран могут по-прежнему видеть друг в друге противников, но проявлять бóльшую сдержанность и воздерживаться от дестабилизации фактического статус-кво.
Критики могут поинтересоваться, возможно ли в принципе убедить Украину или Россию оставить вопрос об основных территориальных претензиях открытым — при условии, что другие спорные вопросы будут решены. Обе страны, особенно Россия, едва ли примут такие условия добровольно — а значит, потребуется усиленное давление США и Запада.
Однако перспектива успешного урегулирования конфликта становится вероятнее, если подключить территориальную двусмысленность, а не наоборот — поскольку такой подход учитывает нежелание стран мириться с нынешними потерями.
Да, такая структура урегулирования может показаться манипулятивной. Кроме того, критики наверняка обвинят ее в откладывании ключевого вопроса на неопределенное будущее.
Однако после трех лет российско-украинских боевых действий США и международное сообщество столкнулись со сложным стратегическим выбором: продолжать затяжной конфликт со всеми его рисками и издержками в надежде на более определенный территориальный результат – или убедить обе страны принять мир, пусть и без прочного территориального урегулирования?
Чон Ын Ли — доцент кафедры политологии Университета Норт-Гринвилл. Имеет докторскую степень Школы международной службы Американского университета. Публиковался в изданиях The Conversation, The Diplomat, The National Interest, East Asia Forum, Eurasia Review, 19FortyFive и The Korea Times
Свежие комментарии